Люк
среда, 02 апреля 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
За всё надо расплачиваться. Дарованная сила приносит безумие, и нельзя ни отказаться, ни передать её, потому что если не справишься ты, не справится уже никто. Это плата за то, чего ты не выбирал и чего не желал. Это не выбор, это предназначение, и осознание этого - тоже безумие. Нет путей, которые нам надо выбирать, есть лишь те, что выбирают нас, и мы лишь можем пройти по ним до самого конца.
Люк
Люк
пятница, 28 марта 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Мне испортили настроение, и я решила сделать АМВ. Сразу решила по Реборну ибо им упарываюсь последнее время, но долго подбирала музыку. Захотелось Джем, сначала думала по Камикадзе, но потом послушала - не получится. Залезла на сайт Джем, пролистала её тексты, решила, что Чёрный Легион вполне подходит. Песня оказалась короткой, ну вот что вышло:
вторник, 25 марта 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
понедельник, 24 марта 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
22.03.2014 в 22:29
Пишет AnnetCat:Я не мог пройти мимо. Ибо воистену.
Фикеры в ... лицах. Гладьте авторов! Они этого очень хотят!
Автор и читатели на примере котиков
Гладьте авторов! Гладьте авторов, пожалуйста!
Автор ждет комментов, выложив новое
Автор очень ждет комментов
Автор, который знает, что комменят мало
Автор, который и без комментов знает, что молодец
Автор получил коммент
Автор получил несколько комментов
Автор получил коммент от друга
Автор отвечает читателю
Автор поддерживает оживленную дискуссию
Автор вступил в дискуссию с оффтопом
Коммент от начинающего автора опытному автору
Поглаженный автор готов покорять новые вершины
Не комментирующие читатели
URL записи
URL записи
URL записи22.03.2014 в 20:00
Пишет Белочка Тилли:Фикеры в ... лицах. Гладьте авторов! Они этого очень хотят!
22.03.2014 в 19:34
Пишет kxena:Автор и читатели на примере котиков
Гладьте авторов! Гладьте авторов, пожалуйста!
Автор ждет комментов, выложив новое
Автор очень ждет комментов
Автор, который знает, что комменят мало
Автор, который и без комментов знает, что молодец
Автор получил коммент
Автор получил несколько комментов
Автор получил коммент от друга
Автор отвечает читателю
Автор поддерживает оживленную дискуссию
Автор вступил в дискуссию с оффтопом
Коммент от начинающего автора опытному автору
Поглаженный автор готов покорять новые вершины
Не комментирующие читатели
URL записи
URL записи
понедельник, 17 марта 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Только бескровные губы
Вместе с последним хрипом
Выдыхают холодное имя
Своего жестокого солнца,
Чьи руки всегда так грУбы,
А смех сплетается с криком,
Когда сталь врезается в спину
Того, кто поверил в солнце.
Вместе с последним хрипом
Выдыхают холодное имя
Своего жестокого солнца,
Чьи руки всегда так грУбы,
А смех сплетается с криком,
Когда сталь врезается в спину
Того, кто поверил в солнце.
четверг, 13 марта 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Утро, иду на работу, рассветное солнце красит облака в розовый цвет. Реборн, за что? Мысли, картинка:
сонный Цуна в пижаме, на нём сидят Рёхей и Кёя. Рёхей с каменной рожей ЭКСТРЕМАЛЬНО красит кисточкой Кёю в розовый
Суть: на утреннем небе солнце окрасило облака в розовый цвет
сонный Цуна в пижаме, на нём сидят Рёхей и Кёя. Рёхей с каменной рожей ЭКСТРЕМАЛЬНО красит кисточкой Кёю в розовый
Суть: на утреннем небе солнце окрасило облака в розовый цвет
среда, 12 марта 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Вчера начала пересматривать Стального Алхимика, по традиции, каждый март, только на этот раз - второй сезон. Первая же филлерная серия порадовала моим обожаемым Багровым, теперь буду ждать его появления. Как ни странно, в первом и втором сезонах Кимбли разный по характеру - психованный маньяк и философ, холодный и расчётливый, общее у них только одно - они хищники, сильные и безжалостные.
Немного Кимбли:

- безумно красивая на мой взгляд



Ну вот, Багровый такой разный, но такой классный. Я вся в предвкушении, тем более, что второй сезон смотрела только раз
И напоследок:

Немного Кимбли:





Ну вот, Багровый такой разный, но такой классный. Я вся в предвкушении, тем более, что второй сезон смотрела только раз
И напоследок:

пятница, 07 марта 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Вчера был мой день рождения, так что я бессовестно не пошла на работу, а что, имею право! Проснулась поздно, погуляла, ну да, за продуктами, потом перкус и за готовку, ужинали под Гарфилда, неплохой семейный фильм в принципе.
Совершенно случайно именно вчера приехала посылочка с Кёей, ещё один подарок - сестра отфоткала его с ананасом, теперь ждём собственно ананаса
Совершенно случайно именно вчера приехала посылочка с Кёей, ещё один подарок - сестра отфоткала его с ананасом, теперь ждём собственно ананаса
вторник, 04 марта 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Пропустила день котов, международный


это было 1 марта
А вот вчера - день писателя, тоже международный:
Пара кусочков под катом, осторожно, яой
начало
из середины
читать дальше
Не знаю, зачем, но пусть лежит
А ну да, ещё кусочек:
второй


это было 1 марта
А вот вчера - день писателя, тоже международный:
Пара кусочков под катом, осторожно, яой
начало
из середины
читать дальше
Не знаю, зачем, но пусть лежит
А ну да, ещё кусочек:
второй
пятница, 28 февраля 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Теперь немного ненужного трёпа. Итак, сказка Тариэля номер два. По сути, эти сказки - дополнение к первому тому романа, поясняющие кое-что, касающееся некоторых из персонажей. Вот только найти ответ там достаточно сложно. Ну да не суть важно, просто пусть здесь тоже лежат.
Серые струи дождя солнечным ядом изливались на сумрачно-серый город. Они стекали со стен, собирались озёрами на перерытых клумбах, разъедали сны стеклянных кукол. Тяжёлые как память тучи спускались всё ниже. Они утробно урчали, цепляясь за стылые скользкие от чёрной воды крыши спящих домов. Мальчик подставил ладони под серебристо-острые лучи дождя. Свинцово-звонкие капли падали на его плечи и лицо. Раскалено-чёрные камни под его ногами вздрогнули как от крика. Мальчик провёл рукой по лицу, стирая время и пробуждая память, спрятанную в его ресницах.
И в первый день выпал снег, ослепительно-белый и льдисто-мягкий. Суховатые снежинки падали на разбитые в кровь губы, и лёгкие начинали гореть синевато-острым огнём. Высокие как стены храма деревья стояли облитые стеклянно-прозрачной коркой льда. Милосердный как нож убийцы снег стыдливо спрятал грязь, разлитую по земле. Но раскалено-мягкий пепел продолжал падать, оседая серыми мазками на белоснежном покрывале. Мальчик поднял голову. Он смотрел, как падает снег. Его тонкие запястья были перечёркнуты ожогами, алыми, как слёзы. Их оставили сгоревшие книги и души, чей пепел пятнал безупречную белизну падающей с бесчувственно-немых небес лжи. Потом небо очистилось от туч. И засияло солнце. Так кончился первый день.
Во второй день сияло солнце. Оно выжигало синие как птичий крик глаза мальчика, плавило камни и кожу. Чёрные как память птицы расправляли крылья, закрывая землю от ласково-мертвящих лучей. Мальчик протянул руку и поднял с изранено-горькой земли желтовато-высушенную кость. Солёный, серый ветер давно украл всю плоть, высушил и разметал по горам и пустыням. Жемчужно-прозрачная кожа проросла хрупкими цветами на скалах. Мальчик сложил ладони в беззвучно-ненужной молитве и собрал в них жестоко-песчаные струи ветра и искристо-нежных лучи солнца. Он высверлил кость и сделал на ней двенадцать дырочек. По одной за каждый первый снег, по которому ступали тонкие ноги, покрытые жемчужно-нежной кожей. Солнце взорвалось отчаянно-ярким вихрем, стараясь выжечь песок. Оно так скучало по луне, бледной и незрячей, что пожелало переплавить в стекло всё то, что укрывали чёрные перья изломанных птиц. Пепел несмытым грехом осыпался на изломанные пальцы. Мальчик поднял флейту к губам. В его едва ощутимом дыхании пересыпалось колкими крупинками время, трепетала скомканной птицей память, звенела хрустальная боль чужих смертей. От этой надрывно-знакомой мелодии заплакало, не выдержав, небо. Ветер поднялся из-под камней. Он так хотел осушить эти слёзы. И кончился второй день.
В третий день дул ветер. Обрывки мыслей цеплялись за скорченные от счастья ветви деревьев, под которыми закапывали мертвецов. В выбеленных травами костях звучали бессвязные призывы. Ветер выдувал из неба холод и смешивал его осколками застывшей в нетерпении лавой. От нежно-зелёных прикосновений земля дрожала, чертя узоры и расцвечивая их безумно-алым. Мальчик подставлял изломанные пальцы ветру и плёл из его пепельных волос бесплодные мечты. Он складывал их на землю и укрывал белым воском. Потом мальчик вырывал из разверстых ртов земли слова и вплавлял их в мечты. Он переплетал их в сложные узоры. Невинно-хитрые сказки, рождённые сгоревшими в мечтах словами, мальчик вешал на обожжённые ветви, и ветер срывал их, путая в листьях времени, и разбрасывал по миру неосознанных иллюзий, делая реальностью. И часть этих сказок опустилась на гладкий лик моря. Соль горькой воды очищала мечты от слов. Море спало и видело сон о таких желанных снегах, что покрывают далёкие горные пики. И кончился третий день.
В день четвёртый пришло море. Рассыпаясь градом горько-солёных капель, оно лизало чёрные высокие скалы, силясь добраться до розово-голубого льда их вершин. В бессильной ярости оно баюкало обломки надежды в своих серебряных руках и проклинало бессмысленно-белое небо. Земля стонала от нежной тяжести бесчисленных вод и дарила им всполохи огненных мыслей. Эти мысли плавили море и застывали, в беззвучном крике касаясь изломанных ветвей, скрытых под чёрно-зелёной водой. Мальчик ступал по нервной дрожи разлитого моря и синие капли его крови скатывались вниз, прося море уйти. На его плечах сидели чёрные птицы. Они хранили послания в перьях и алый закат в глубинах зрачков. Острые как случайно брошенный взгляд когти разрывали тёплую плоть, и кровь стекала в воду беззвучной мольбой о покое и приюте. Но исступленно-слепое море тянул осыпающиеся каплями ладони вверх, к покрытым равнодушным льдом вершинам. И поднялись птицы с израненных плеч и полетели к белесо-незрячему небу. Но отвергло небо мольбы и жажду посланников гнева. Море сжалось от крика птиц, что клевали своё сердце и бросались на скалы. Горячая алая кровь окропила холодные чёрные камни, и отпрянуло в ужасе море, и вернулась к оставленным мёртвым берегам. И на усталой земле кроваво-жаркими цветами распустились костры. Так кончился четвёртый день.
В пятый день пылали костры. Солнце в беззвучном горе скрылось за тьмою черных полуночных скал. Пламя с жестокой нежностью обнимала хрупкую плоть. Ветер нёс в ладонях крики, роняя капли на чернеющие от света травы. Костры были сложены из книг и надежды. Безумные птицы метались в серо-искристом дыму, крича имена своих мёртвых птенцов. Земля стонала от боли и проливала раскалённо-белые слёзы в пылающее море. Мальчик тянул руки к детям, сгоравшим на кострах, он звал их, прикасаясь к огню. Но его пальцы не чувствовали жара. И мальчик закричал. Его стеклянно-сиреневый крик расколол переполненное дымом небо, и хлынула хрустально-горькая вода. Она смыла пепел, и дым стал грязью на ветвях и взглядах деревьев. Вода текла по белым как боль щекам мальчика, оставляя незримые следы. Так закончился пятый день.
В шестой день шёл дождь. Смывая, он плавил воспоминания и кожу, стирал реальность. Мальчик обмакнул кисточку из волос смеющегося западного ветра в льющуюся с неба воду и начал рисовать. Он рисовал деревья и скалы, море и ветер. По его бледным щекам стекала ярость. Мальчик смешивал горько-яркие краски и давал имена картинам. Дождь падал на реальность, нарисованную мальчиком. Он силился вернуть то, что так невинно стёр. Дождь смывал краски. Он чертил пеплом резкие, ломаные линии. Время остановилось и повернулось лицом к мальчику, сжимавшему в руках тонкую кость, служившую ему кистью. Время шептало, что дождь прав. Ломкие лепестки, подхваченные молчаливым восточным ветром, падали на чёрные травы и покрытые синим пальцы мальчика. Время протянуло ему хрустальный бокал, наполненный его собственно памятью. Мальчик коснулся израненными губами горькой как пепел и сладкой как снег воды. Он выпил её до дна и улыбнулся. От этой улыбки содрогнулось небо, и в землю ударил ослепительно-голубой огонь. И закончился шестой день.
В седьмой день была гроза. И время замерло, зачарованное её красотой. И мертвенном сиянии белых разломов мальчик увидел тень, которую отбрасывал город. Он пошёл туда, бесшумно ступая по осколкам песочных часов. Чёрные птицы кружили над его головой. Они звали его, молили и проклинали. Мальчик поднял руки, благословляя птиц. Их проклятья защищали его теперь лучше, чем самый сильный страх. Молнии выжигали в его зрачках извилистые ноты. С беззвучным криком время тянуло руки к земле. Мальчик возвращался в город, отвергнутый и пустой. Так закончился седьмой день. Так закончилось время, и началась вечность.
Память заснула в мокрых ресницах. Мальчик улыбался дождю. Город спал, осыпая крупицами мыслей мостовые. В шорохе капель звучали голоса. Мальчик стоял на самом краю бесконечно-недолгой пропасти. Птицы поднимали пепел к самым облакам, и он с каплями дождя падал на город. Он проникал в дома, в сны и в души. Мальчик улыбался, стоя на краю пропасти.
Серые струи дождя солнечным ядом изливались на сумрачно-серый город. Они стекали со стен, собирались озёрами на перерытых клумбах, разъедали сны стеклянных кукол. Тяжёлые как память тучи спускались всё ниже. Они утробно урчали, цепляясь за стылые скользкие от чёрной воды крыши спящих домов. Мальчик подставил ладони под серебристо-острые лучи дождя. Свинцово-звонкие капли падали на его плечи и лицо. Раскалено-чёрные камни под его ногами вздрогнули как от крика. Мальчик провёл рукой по лицу, стирая время и пробуждая память, спрятанную в его ресницах.
И в первый день выпал снег, ослепительно-белый и льдисто-мягкий. Суховатые снежинки падали на разбитые в кровь губы, и лёгкие начинали гореть синевато-острым огнём. Высокие как стены храма деревья стояли облитые стеклянно-прозрачной коркой льда. Милосердный как нож убийцы снег стыдливо спрятал грязь, разлитую по земле. Но раскалено-мягкий пепел продолжал падать, оседая серыми мазками на белоснежном покрывале. Мальчик поднял голову. Он смотрел, как падает снег. Его тонкие запястья были перечёркнуты ожогами, алыми, как слёзы. Их оставили сгоревшие книги и души, чей пепел пятнал безупречную белизну падающей с бесчувственно-немых небес лжи. Потом небо очистилось от туч. И засияло солнце. Так кончился первый день.
Во второй день сияло солнце. Оно выжигало синие как птичий крик глаза мальчика, плавило камни и кожу. Чёрные как память птицы расправляли крылья, закрывая землю от ласково-мертвящих лучей. Мальчик протянул руку и поднял с изранено-горькой земли желтовато-высушенную кость. Солёный, серый ветер давно украл всю плоть, высушил и разметал по горам и пустыням. Жемчужно-прозрачная кожа проросла хрупкими цветами на скалах. Мальчик сложил ладони в беззвучно-ненужной молитве и собрал в них жестоко-песчаные струи ветра и искристо-нежных лучи солнца. Он высверлил кость и сделал на ней двенадцать дырочек. По одной за каждый первый снег, по которому ступали тонкие ноги, покрытые жемчужно-нежной кожей. Солнце взорвалось отчаянно-ярким вихрем, стараясь выжечь песок. Оно так скучало по луне, бледной и незрячей, что пожелало переплавить в стекло всё то, что укрывали чёрные перья изломанных птиц. Пепел несмытым грехом осыпался на изломанные пальцы. Мальчик поднял флейту к губам. В его едва ощутимом дыхании пересыпалось колкими крупинками время, трепетала скомканной птицей память, звенела хрустальная боль чужих смертей. От этой надрывно-знакомой мелодии заплакало, не выдержав, небо. Ветер поднялся из-под камней. Он так хотел осушить эти слёзы. И кончился второй день.
В третий день дул ветер. Обрывки мыслей цеплялись за скорченные от счастья ветви деревьев, под которыми закапывали мертвецов. В выбеленных травами костях звучали бессвязные призывы. Ветер выдувал из неба холод и смешивал его осколками застывшей в нетерпении лавой. От нежно-зелёных прикосновений земля дрожала, чертя узоры и расцвечивая их безумно-алым. Мальчик подставлял изломанные пальцы ветру и плёл из его пепельных волос бесплодные мечты. Он складывал их на землю и укрывал белым воском. Потом мальчик вырывал из разверстых ртов земли слова и вплавлял их в мечты. Он переплетал их в сложные узоры. Невинно-хитрые сказки, рождённые сгоревшими в мечтах словами, мальчик вешал на обожжённые ветви, и ветер срывал их, путая в листьях времени, и разбрасывал по миру неосознанных иллюзий, делая реальностью. И часть этих сказок опустилась на гладкий лик моря. Соль горькой воды очищала мечты от слов. Море спало и видело сон о таких желанных снегах, что покрывают далёкие горные пики. И кончился третий день.
В день четвёртый пришло море. Рассыпаясь градом горько-солёных капель, оно лизало чёрные высокие скалы, силясь добраться до розово-голубого льда их вершин. В бессильной ярости оно баюкало обломки надежды в своих серебряных руках и проклинало бессмысленно-белое небо. Земля стонала от нежной тяжести бесчисленных вод и дарила им всполохи огненных мыслей. Эти мысли плавили море и застывали, в беззвучном крике касаясь изломанных ветвей, скрытых под чёрно-зелёной водой. Мальчик ступал по нервной дрожи разлитого моря и синие капли его крови скатывались вниз, прося море уйти. На его плечах сидели чёрные птицы. Они хранили послания в перьях и алый закат в глубинах зрачков. Острые как случайно брошенный взгляд когти разрывали тёплую плоть, и кровь стекала в воду беззвучной мольбой о покое и приюте. Но исступленно-слепое море тянул осыпающиеся каплями ладони вверх, к покрытым равнодушным льдом вершинам. И поднялись птицы с израненных плеч и полетели к белесо-незрячему небу. Но отвергло небо мольбы и жажду посланников гнева. Море сжалось от крика птиц, что клевали своё сердце и бросались на скалы. Горячая алая кровь окропила холодные чёрные камни, и отпрянуло в ужасе море, и вернулась к оставленным мёртвым берегам. И на усталой земле кроваво-жаркими цветами распустились костры. Так кончился четвёртый день.
В пятый день пылали костры. Солнце в беззвучном горе скрылось за тьмою черных полуночных скал. Пламя с жестокой нежностью обнимала хрупкую плоть. Ветер нёс в ладонях крики, роняя капли на чернеющие от света травы. Костры были сложены из книг и надежды. Безумные птицы метались в серо-искристом дыму, крича имена своих мёртвых птенцов. Земля стонала от боли и проливала раскалённо-белые слёзы в пылающее море. Мальчик тянул руки к детям, сгоравшим на кострах, он звал их, прикасаясь к огню. Но его пальцы не чувствовали жара. И мальчик закричал. Его стеклянно-сиреневый крик расколол переполненное дымом небо, и хлынула хрустально-горькая вода. Она смыла пепел, и дым стал грязью на ветвях и взглядах деревьев. Вода текла по белым как боль щекам мальчика, оставляя незримые следы. Так закончился пятый день.
В шестой день шёл дождь. Смывая, он плавил воспоминания и кожу, стирал реальность. Мальчик обмакнул кисточку из волос смеющегося западного ветра в льющуюся с неба воду и начал рисовать. Он рисовал деревья и скалы, море и ветер. По его бледным щекам стекала ярость. Мальчик смешивал горько-яркие краски и давал имена картинам. Дождь падал на реальность, нарисованную мальчиком. Он силился вернуть то, что так невинно стёр. Дождь смывал краски. Он чертил пеплом резкие, ломаные линии. Время остановилось и повернулось лицом к мальчику, сжимавшему в руках тонкую кость, служившую ему кистью. Время шептало, что дождь прав. Ломкие лепестки, подхваченные молчаливым восточным ветром, падали на чёрные травы и покрытые синим пальцы мальчика. Время протянуло ему хрустальный бокал, наполненный его собственно памятью. Мальчик коснулся израненными губами горькой как пепел и сладкой как снег воды. Он выпил её до дна и улыбнулся. От этой улыбки содрогнулось небо, и в землю ударил ослепительно-голубой огонь. И закончился шестой день.
В седьмой день была гроза. И время замерло, зачарованное её красотой. И мертвенном сиянии белых разломов мальчик увидел тень, которую отбрасывал город. Он пошёл туда, бесшумно ступая по осколкам песочных часов. Чёрные птицы кружили над его головой. Они звали его, молили и проклинали. Мальчик поднял руки, благословляя птиц. Их проклятья защищали его теперь лучше, чем самый сильный страх. Молнии выжигали в его зрачках извилистые ноты. С беззвучным криком время тянуло руки к земле. Мальчик возвращался в город, отвергнутый и пустой. Так закончился седьмой день. Так закончилось время, и началась вечность.
Память заснула в мокрых ресницах. Мальчик улыбался дождю. Город спал, осыпая крупицами мыслей мостовые. В шорохе капель звучали голоса. Мальчик стоял на самом краю бесконечно-недолгой пропасти. Птицы поднимали пепел к самым облакам, и он с каплями дождя падал на город. Он проникал в дома, в сны и в души. Мальчик улыбался, стоя на краю пропасти.
четверг, 27 февраля 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Ученик никогда не превзойдёт своего учителя, пока не обучит ученика, который сможет превзойти учителя своего учителя
среда, 26 февраля 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Наверно, странно быть частью большего,
Или стать частью чего-то нужного,
Тепло чужое измерить кожею
И раствориться под солнцем лужею.
Немного странно идти на привязи,
Досадно верить, что это нужно так,
И быть от этого всего счастливым
И в зеркалах чужих ловить свой взгляд.
И задыхаясь кричать до одури,
Не слыша голоса в немой толпе,
И улыбаться, не видя повода,
Всё это большее нося в себе.
Или стать частью чего-то нужного,
Тепло чужое измерить кожею
И раствориться под солнцем лужею.
Немного странно идти на привязи,
Досадно верить, что это нужно так,
И быть от этого всего счастливым
И в зеркалах чужих ловить свой взгляд.
И задыхаясь кричать до одури,
Не слыша голоса в немой толпе,
И улыбаться, не видя повода,
Всё это большее нося в себе.
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Девочка открыла глаза. Зелёное утреннее небо отражалось алыми всполохами в густом тумане. Бабочка вспорхнула с её плеча, мазнув по щеке сиреневым серебром крыла. Ветер изогнулся радужной дугой, раскрывая крылья птиц и сдувая с травы пепел сгоревших за ночь звёзд. Девочка улыбнулась цветущим деревьям. От этой улыбки розовые как осторожные взгляды лепестки зимним ливнем осыпались на спящую землю. Она знала. Теперь она точно знала, что означает это слово. Понимание пришло ночью, вместе с туманными снами и осколками яви. Пришло, отразилось от пронзительно-синих мыслей, кругами разошлось в крови. Девочка рассмеялась. От этого смеха треснули тучи, рассыпался мелким, ослепительно-прозрачным бисером туман. Звеняще-многоцветные лучи солнца пронзили её. Каждая частичка тела девочки сияла. Подняв лицо к онемевшим небесам, она танцевала, сминая кровоточащую, изломанную траву. Босые ноги с бессильной нежностью касались острых как белые слова камней. Сердце первым камнем лавины металось в груди. Девочка кричала от разрывающего на капли счастья, и крик серебряным молоком отражался от далёких гор. Она знала, она поняла. Всё, что окружало её, менялось. Немыслимо изгибалось, перестраивалось, меняло цвет. Всё, что окружало её, было отражением её сознания. Девочка побежала, игольчато-алым дождём оставаясь на травах и перьях умолкнувших птиц. Невысказанное слово горело обжигающе-синим огнём в глубине её глазниц. Ослепительно-белая боль дарила свои пьяные от яда цветы девочке, что бежала по долине, наполненной осколками разбитых сердец. Небо звенело над ней колокольчиками преданных тайн. Девочка бежала туда, куда улетают птицы, когда у них отбирают крылья. Под ногами её хрустально ломались зеленовато-хрупкие косточки ночных кошмаров. Горьковатый от дыма ветер срывал смех с её губ. Он смешивал его с пеплом истлевших цветов и уносил к багряно-солёным водам закатного моря. Ветер прятал смех в жемчужины, синие как кровь. Девочка взбежала на холм, ломая ступнями сумеречно-чёрные перья. Время крупинками сыпалось с изломанных ветвей. Она ждала его. Он обязательно должен был прийти. Неумолимый, как нежное прикосновение вечности. Бесконечный как зимний рассвет. Ведь она поняла смысл слова. Он не должен позволить ей произнести его. Он обязательно придёт. Девочка подняла руки и погрузила их внутрь себя. Сердце, синее как крик птиц лишённых крыльев, плакало на её ладонях. Слёзы хрустально звенели, алой росой оседая на облаках. Девочка засмеялась и начала танцевать. Она слышала звон радуги в ветвях сгоревших молний, и этот звон был её музыкой. Она смеялась, и смех отражался от раскалённого льда под её рассечёнными временем ступнями. Смех перекатывался разбитым стеклом в глубине её чёрных зрачков. Смех тёк вместе с синей, как солнечное тепло, кровью по обожженным, разорванным осколками боли запястьям. Девочка смеялась и танцевала на продуваемом всеми штормами холме, что был сложен из птичьих костей. Она держала в руках истекающее синим сердце. Она была счастлива. Так бывают счастливы скалы, о которые разбиваются птицы. Так бывает счастлив огонь, обнимающий хрупкое тело. Так бывает счастлив металл, разрезающий тёплую плоть. Она была счастлива. Она смеялась. Вихрем взметались из-под её ног взгляды, которые птицы по ночам роняют с неба. Она танцевала, и танец её будил огонь в холодных глубинах земли. Белые губы беззвучно шептали, целуя золотисто-влажный воздух. Синие слёзы чертили узоры забытых земель на белом шёлке, который обнимал сияющее солнечным светом тело девочки. Невыносимая нежность стеклянными слезами стекала по розово-бледным щекам, застывала звёздчатым льдом. А сердце в ладонях билось в ритме звучания забытого слова. Крылатые тени, бесшумные, как ливень перед самым рассветом, стояли на склонах холма. Они беззвучно пели, вплетая свои взгляды в лоскуты радуги. Они ждали, сжигая века в латунных чашах. Ждали её. Но ветер трепал их сломанные крылья и разбрасывал искры по обломкам облаков. Потом они замерли, и ветер прошептал им тайну о шагах, которых не слышно. Он пришёл. Грозовым всполохом разрисовал небо, вплёл бисер дождя в покрывало упавшей из глубин тишины. Он поднялся на холм, пряча в ладонях серо-стальную печаль. Время оседало стальными каплями на его плечах. Мальчик подошёл к девочке, и она остановила свой танец. В его иссиня-чёрных зрачках металось отражение огня, что горел внутри неё. Мальчик улыбнулся. От его горькой улыбки рассыпались тени, засмеялся от огненной боли ветер. Ломко хрустели под ступням кости птиц, бросавшихся в ущелья. С горьким звоном упали на камни и рассыпались крошевом песочные часы. Мальчик подставил ладонь под синие капли. Они собирались небольшими озёрами, стекали между пальцев, падали вниз, на таящий лёд. Мальчик поднял руку. Он оставил янтарно-синие полосы на бледно-снежном шёлке щёк девочки, которая танцевала на костях убитых птиц.
- Зачем ты сделала это. Здесь никто не услышит, как поёт твоё сердце. Не увидит, как красиво падаю капли твоей крови. В тебе почти не осталось всполохов. Зачем ты отпустила рассвет?
- Потому что я…, - мальчик положил пальцы на губы девочки, оставляя ожоги немыслимых узоров.
- Молчи. Это слово не должно быть произнесено. Никогда.
Мальчик ушёл с холма. Розовый, переливчатый ветер поднял в небо серый как весеннее небо пепел. Девочка больше не танцевала. Она стала словом, которое не должно быть произнесено. Словом, которое должно быть услышано.
- Зачем ты сделала это. Здесь никто не услышит, как поёт твоё сердце. Не увидит, как красиво падаю капли твоей крови. В тебе почти не осталось всполохов. Зачем ты отпустила рассвет?
- Потому что я…, - мальчик положил пальцы на губы девочки, оставляя ожоги немыслимых узоров.
- Молчи. Это слово не должно быть произнесено. Никогда.
Мальчик ушёл с холма. Розовый, переливчатый ветер поднял в небо серый как весеннее небо пепел. Девочка больше не танцевала. Она стала словом, которое не должно быть произнесено. Словом, которое должно быть услышано.
четверг, 20 февраля 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Рокудо Мукуро - человек, который может сказать, что ложки не существует, засунув её тебе в глаз, и при этом будет прав
Хибари Кёя - человек, который заставляет забыть, что такое инстинкт самосохранения, и полезть обнимать. Монитор Т_Т
Хибари Кёя - человек, который заставляет забыть, что такое инстинкт самосохранения, и полезть обнимать. Монитор Т_Т
среда, 19 февраля 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Одно из самых, на мой взгляд, забористых аним, недавно пересмотренная Дюрара. Жанр этого аниме - городская легенда, а сюжет... сюжет более чем не линеен. В начали серии может описываться ситуация, в конце - то, что привело к ней, а в следующей серии - описание этой же ситуации с точки зрения другого персонажа. Почему так? Почему был выбран именно такой, сложно воспринимаемый стиль повествования? Всё очень просто, ведь история Дюрары - это история Икихабара, история района города и людей, которые в нём живут, это клубок судеб, переплетение жизней. В этом и есть суть этого аниме - всё, что происходит в этом мире, создаём мы сами, нет ничего непреодолимого, нет ничего невозможного - всё, что есть, это мы. Люди и не очень люди, все, кто живёт в Икихабара, все они живут, думают, чувствуют, делают что-то - это и есть жизнь, это и есть всё, что происходит в районе. Нет независимых событий - всё и всегда - результат взаимодействия множества людей. Пусть людская масса бесцветна и безлика - всё это сумма отдельных людей. История выхватывает судьбы нескольких из них, но это не значит, что остальные на них не влияют, нет, все вместе они способны совершить невозможное. Даже ирландский дух, даже проклятый меч, сильнейший человек и его вечный противник - информатор - все они тоже части этого переплетения, они тоже не знают, к чему приведёт их эта история. Дюрара - это аниме о том, что этот мир и эта реальность - всего лишь переплетения судеб всех нас, каждый - часть всего мира и каждый из нас меняет его своими словами, мыслями, поступками, к добру или ко злу, но каждый день мы - часть серой массы, у которой есть свой цвет
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Словил спойлер? Поделись с другом!
Закон перемещения спойлеров и канделябров
Закон перемещения спойлеров и канделябров
четверг, 13 февраля 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Реальность - это правда, искажённая воображением. Чтобы изменить реальность, достаточно просто немного подтолкнуть воображение в нужном направлении. Чувства - всего лишь иллюзия, создаваемая для удобства восприятия.
Мэй Майя
Мэй Майя
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Воображение - это то, что формирует личную реальность. Не стоит пускать кого-то в свой сон, потому что сон - это отражение созданной реальности. Если кто-то проникнет в твои сны, у тебя не останется от него секретов.
Не за чем лгать, достаточно сказать правду, и люди сами изменят её своим воображением, добавляя столько лжи, сколько им хочется и такую ложь, которая им нужна.
Мэй Майя
Не за чем лгать, достаточно сказать правду, и люди сами изменят её своим воображением, добавляя столько лжи, сколько им хочется и такую ложь, которая им нужна.
Мэй Майя
вторник, 11 февраля 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Люди - рабы сказанных ими слов
Лео
И созданных ими иллюзий
Мэй Майя
Лео
И созданных ими иллюзий
Мэй Майя
понедельник, 03 февраля 2014
Приоткрытые грани мира узрев лишь единожды не уйти
Строго говоря, саму раскадровку я сделаю позже - работа, трафик, да и весь арт дома.
Предыстория довольно странная. У меня всё ещё продолжается жестокий рецидив по Юрочке Лунатику, и в четверг меня переклинило. Вспомнилось одно стихотворение одного из моих самых любимых ещё со школы поэтов - Николая Гумилёва. Нашла, перечитала, подумала, что подходит. А потом в обед пошла в книжный и купила томик. Да, дома есть, но мне захотелось, маленький, поэтому пошла и купила. Редко меня настолько клинит, но что поделать, Юра - он такой.
Так что пока я положу здесь само стихотворение и потом уже добью до раскадровки:
Его глаза — подземные озера,

Покинутые, царские чертоги,

Отмечен знаком высшего позора,

Он никогда не говорит о боге.

Его уста — пурпуровая рана

От лезвия, пропитанного ядом,

Печальные, сомкнувшиеся рано,

Они зовут к непознанным усладам.

И руки, бледный мрамор полнолуний,

В них ужасы неснятого проклятья,

Они ласкали девушек-колдуний

И ведали кровавые распятья.

Ему в веках достался странный жребий

Служить мечтой убийцы и поэта,

Быть может, как родился он, на небе

Кровавая растаяла комета.

В его душе столетия обиды,

В его душе печали без названья,

За все сады Мадонны и Киприды

Не променяет он воспоминанья.

Он злобен, но не злобой святотатца,

И нежен цвет его атласной кожи,

Он может улыбаться и смеяться,

Но плакать... плакать больше он не может.

Ну вот и всё, ещё, как завершение пара артов:


Весь арт найден на просторах интернета, хотянатырено накоплено его у меня ещё много. Во имя Луны и Лунатика

Вроде бы отпустило
Предыстория довольно странная. У меня всё ещё продолжается жестокий рецидив по Юрочке Лунатику, и в четверг меня переклинило. Вспомнилось одно стихотворение одного из моих самых любимых ещё со школы поэтов - Николая Гумилёва. Нашла, перечитала, подумала, что подходит. А потом в обед пошла в книжный и купила томик. Да, дома есть, но мне захотелось, маленький, поэтому пошла и купила. Редко меня настолько клинит, но что поделать, Юра - он такой.
Так что пока я положу здесь само стихотворение и потом уже добью до раскадровки:
Его глаза — подземные озера,

Покинутые, царские чертоги,

Отмечен знаком высшего позора,

Он никогда не говорит о боге.

Его уста — пурпуровая рана

От лезвия, пропитанного ядом,

Печальные, сомкнувшиеся рано,

Они зовут к непознанным усладам.

И руки, бледный мрамор полнолуний,

В них ужасы неснятого проклятья,

Они ласкали девушек-колдуний

И ведали кровавые распятья.

Ему в веках достался странный жребий

Служить мечтой убийцы и поэта,

Быть может, как родился он, на небе

Кровавая растаяла комета.

В его душе столетия обиды,

В его душе печали без названья,

За все сады Мадонны и Киприды

Не променяет он воспоминанья.

Он злобен, но не злобой святотатца,

И нежен цвет его атласной кожи,

Он может улыбаться и смеяться,

Но плакать... плакать больше он не может.

Ну вот и всё, ещё, как завершение пара артов:


Весь арт найден на просторах интернета, хотя

Вроде бы отпустило