"Леопольд чиркнул спичкой о коробок, ему не нравились зажигалки, слишком механические и неестественные, они словно лишали его чего-то личного. Тонкий голубоватый огонёк вычертил тень на его ладони и потух от лёгкого выдоха. Он никак не мог поверить в то, что всё ещё жив. Когда его первый раз привели в комнату для допросов, он понял, что уже никогда не увидит небо, разве что перед расстрелом, если его удостоят такой чести. Тогда он не сопротивлялся боли, позволил току просто течь по его телу, прожигая нервы, не старался сдерживать себя, в конце концов, какая разница, кричишь ты или нет, если конец всё равно у всех будет один? А сейчас, спустя всего пару часов после допроса, он стоит под тяжёлым небом, с которого шлёпается какая-то розовая дрянь, и курит, нервно затягиваясь, уже пятую сигарету подряд. Ему удалось поговорить с несколькими людьми, которых он видел на собраниях, диктофон в кармане равнодушно зафиксировал их невольные признания, надо было только отдать его потом этому странному парню, Кальтштейну. Леопольд стряхнул пепел на землю и коротко выругался. Жуткий у него взгляд, как ледяной железкой по коже и чёрным снегом сверху присыпать. "